Что такое кризис по-белорусски? О некоторых особенностях менталитета

За три месяца как только не лихорадило Лукашенковскую Беларусь: сначала фарс-судилища над участниками «Плошчы» (пресловутые события в Минске, когда в день выборов Президента Лукашенко в Президенты Лукашенко сторонников оппозиции чересчур рьяно разгоняли дубинками), потом теракт в минском метро, а затем какая-то стыдливая и по-белорусски «положительная» девальвация «зайчика».

В связи с последним в Беларуси возродился валютный черный рынок, где доллары и евро меняют на «зайчики» по их реальной стоимости, а не по той, по которой власти желают их продавать белорусам в обменниках, то есть почти в два раза выше их государственной стоимости.

По этой же причине почти многие белорусы, у которых, как ни в каком другом народе бывшего СССР, сильна генетическая память, когда государство их неоднократно кидало, уверяя в том, что это им только на благо, кинулись скорехонько скупать на быстро обесценивающийся «заяц» все, что можно купить: телевизоры, холодильники, стиральные машины, гречку, соль и сахар. Поскольку «памяркоуный» белорус не такой уж и дурак и от своих властей не ждет ничего хорошего, и сладким речам товарищей в усах и серых мешковато сидящих костюмах давно не верит, гречку, соль и сахар он бросился скупать столь ретиво, что во многих магазинах образовался дефицит, а среди покупателей ажиотаж. Цены на многие товары поползли ввысь, доверие к властям вниз. Многие продукты питания обросли дополнительными нулями, порой увеличиваясь в цене вдвое.

Вся страна притихла, ожидая от властей еще какой-нибудь пакости под видом всенародной благости, в полуобморочном состоянии следя за медленным, но верным карабканьем доллара с евро на ценовой Эверест. Везде только и слышно, что тихо возмущенные и негодующие разговорчики и шушуканья о ценах на продукты, долларах и «зайцах». Прилавки опустели, продавцы в недоумении почесывают потные озадаченные физиономии, какую цену рисовать на ценниках завтра. Покупатель осоловело шпацирует от прилавка к прилавку, из магазина в магазин, смотрит волком исподлобья, как мышь на крупу, покусывает губу, нервно шелестит «зайцем». И боится вновь быть обманутым. Обманутым еще больше, чем уже есть.

Впрочем, нервное поведение белорусского потребителя и гражданина вполне понятно. Но я, при всей справедливости и понятности описанного, хотел бы обратить внимание читателя на другой аспект в поведении белорусов — дай им бог терпения и здоровья. Например, находясь в разгар обесценивания местной валюты на выставке в Минске, я с вполне терпимым пониманием отнесся к официальным речам ее мерно потеющих организаторов, когда с бумажки, из-под мрачно насупленных бровей, замогильным голосом главное лицо мероприятия считывало заранее заготовленное «плодотворное сотрудничество, благоприятность экономической ситуации, взаимовыгодность, рост и процветание», и с плохо скрываемым ерничаньем и сарказмом к тому, как уже в более неофициальной обстановке, на банкете, слегка поддав, другое организационное лицо уже вкрик плакалось, что «все пропало, все пропало, шеф», чтобы потом вылезть из-за скромного банкетного стола, за который было переплачено, как минимум раза в два, взгромоздиться за руль своего навороченного Мерседеса и поехать искать утешения в теплых руках своей хозяйки на окраину Минска, в собственный уютный домик о двух этажиках и пяти комнатках (был — знаю).

Безусловно, финансовые потери организаторов выставки, привыкших сдирать за квадратный метр голого бетонного пола на выставочных задворках по двести евро с носа и за банкетную колбасу и картошку фри с тремястами граммами плохой водки по сто долларов с рта, в самый разгар кризиса могут показаться грандиозными. Еще бы, собирались с чистой совестью чистой прибыли заработать по триста-пятьсот зеленых с участничка, а вышло лишь сто-двести. Вместо пятидесяти тысяч чистогана ни за что, всего каких-то тысченок десять. Самое время рвать на себе волосы за рулем навороченного Мерса или в теплых ручках своей женушки на двухэтажной даче.

Весьма замечательна реакция и в магазинах, где уставший молчать «среднестатистический белорус», наконец, дает волю своим чувствам и эмоциям. Выглядит это примерно следующим образом: в магазин заходит, например, вполне респектабельного вида мамаша или ухоженный дедушка, этакий белорусский Санта-Клаус, и минут десять изучает все цены. Потом, оглядевшись по сторонам — нет ли сексотов и не много ли народа, начинает вслух комментировать цены на прилавке: «Селедка подорожала почти в два раза, а молоко такое дорогое, что и пить не захочешь, спрячь, дочка, эти новые ценники и верни назад старые» и т. д.

Причем самое грандиозное негодование у простого человека вызывают самые дешевые товары, которые он или она, даже если цена на них будет повышена в десять раз, себе позволить всегда смогут. Сахар, соль, спички, молоко…

Казалось бы, подумаешь, соль стоила тысячу, а теперь две. Или даже три тысячи. При даже самой скромной пенсии в шестьсот тысяч без соли не останешься. Но нет, такое подорожание вызывает панические настроения у населения, и оно, напуганное ростом цен на соль и сахар, со всех ног кидается на скупку стиральных машин, холодильников и материи под белорусские стяги (говорили, очень качественное полотно, можно штанов понашить). Может, они правы?

На работе, среди молодых, энергичных и деловых, только и разговоров, что о росте цен на соль и сахар. Все в легком ступоре, про себя ненавидят власть, вслух задумчиво морщатся, прыткость в работе слегка поумерили.

Президент, вернувшись из своего казахстанского турне, неожиданно для себя, вдруг и внезапно, обнаружил, что пока он отсутствовал, без него снова накосячили и накосяпорили — ну ни на минуту не отойти от руля правления, чтобы эти обалдуи что-нибудь не испоганили! Теперь всех успокаивает по телевизору, только уже даже бабушки и дедушки ему не верят.

В магазинах, в стране бульбашей, бульба исключительно заморская: из Черногории и Сербии. Чеснок весь китайский, лук польский, яблоки испанские. Но народ не проведешь: он запасся сахаром и солью, и теперь ему все нипочем!